174. Отцы и дети-1.

Все сломалось. Из-за того, что начало работы в 8, а выйти надо из дома в 7.25 даже при условии что я встаю в 6 утра, писать по утрам времени уже нет. Писать вечером, после работы, это уже садо-мазо, а я не принадлежу к числу любителей такого, я больше гедонист – получающий кайф от жизни, а, впрочем, и от всего другого, что подвернется под руку. Если долго не подворачивается, что ж иду и нахожу сам то, что может сейчас или впоследствии доставить удовольствие. Поэтому можно сказать, что я активный гедонист в отличии от Манилова, литературного героя, который был пассивным любителем удовольствия.

Как не пытаюсь заболтать проблему, а она по-прежнему остается – когда получать удовольствие от писанины, ума не приложу. В те дни, когда отдыхаю от ночной смены, утром только в 8 прихожу – до койки бы дойти, а в те дни, когда отдыхаю после дневных смен, то хочется утром поиграть в теннис. После тенниса время уже за 9 часов, семья начинает шебуршиться, где уж тут задуматься над «вечным»?

Тем не менее, дорогу одолеет идущий. За время моего вынужденного молчания накопилось большое количество сюжетов, боюсь только, не все запомню до того, как запишу – ну да, какие наши годы?!

Новое место работы – новые знакомые. Закономерно. Удивительно другое, то ли я в таком состоянии нахожусь, восприимчивом, что ли, то ли место такое волшебное, с большой концентрацией интересных людей – только кого не встречу, так и просится на кончик пера. Люди тут, как на подбор, открытые, искренние. Достаточно поговорить спокойно часик-полтора, как тебе выложат в общих чертах прошлое и настоящее, а будущее - можешь просчитать и сам, как по открытых картам.

В нашей смене он - старший товарищ – зовут его П., а лет ему лет на 5 больше чем мне. Почему он рассказал свою историю? Потому что «неосторожно» поинтересовался моим впечатлением от завода и моими планами на будущее. Разговор наш так завязался.

Тут все подряд, даже случайные попутчики по автобусу, считают себя вправе спросить вас, откуда вы приехали в Израиль. Первое время этот вопрос казался мне само собой разумеющимся. Чем дальше - тем больше он меня стал напрягать и даже раздражать. Вопрос, как правило, в одну сторону – они меня спрашивают, а сами о себе не говорят. Это все равно, что спрашивать кого-то «как тебя зовут», а самому не представляться. По меньшей мере, не вежливо, не находите? С другой стороны, никто не будет скрывать, если ты спросишь в свою очередь. Но, вот беда, мне еще не открылось сакральное знание назначения этого вопроса – непонятно, зачем информация о моем прежнем месте жительства моему собеседнику или мне о его? Тем более, что продолжения обычно не следует, этот вопрос, видимо, нужен для поддержания светской беседы, подобно разговорам о погоде.

Есть правда, одно робкое предположение: видимо, не от хорошей жизни люди это спрашивают. Уезжали они не от хорошей жизни, в большинстве своем, во времена развала Союза, в неспокойное, смутное время. Трудно было жить, когда земля ходила ходуном под ногами – пусть не в буквальном, а в переносном смысле. Когда помнит, тот помнит – перестройка, смена устоев была подобна землетрясению, только не в физическом, а в духовном, ментальном смысле. Евреи же, с их обостренным чувством ответственности по отношению к семье, с поклонением семье как ценности, во все времена любили постоянство, незыблемость. Ради этого они готовы были сейчас, в текущий момент, обречь себя и близких на крутой поворот, на смену места жительства, на скитания – на все ради того, чтобы призрачные грядущие поколения жили лучше, чем они.

Кстати, сколько не узнаю представителей этого народа, чуть ли не у каждого именно такие представления о будущем – не о своем, даже не о будущем своих детей или внуков, а о будущем, ни много не мало, рода людского, ну, на крайний случай, целого народа. Вот такой вот доморощенный политиканизм. Ну, не сильно интересует их сегодняшнее и дела фамилии, рода своего не так уж заботят, другое дело – далекое будущее потомков. Эдакий стратегический взгляд, зашитый чуть ли в генофонд. Это порождает основание для мудрости: что значит сегодняшнее – лишь миг, он ничего не значит по сравнению с предстоящей вечностью, у каждого и в любое время – свои недостатки. Готовность простить – важное следствие мудрости.

И они прощают. Прощают стране, в которой у них все осталось и уезжают в другую, в ту, в которой, по их мнению, в будущем их потомкам будет лучше. Хотя в России, в Союзе другая «фишка» была – «занавес», он сам по себе звал людей избавиться от него. А уж эти евреи – граждане мира, космополиты, право слово. Их там много били по национальному признаку, что они первые кто хотят избавиться от опеки национальных государств. Поэтому создали свое национальное, из которого тоже бегут, но из-за того, что это не в пример проще - бегут не быстро, зачем торопиться, всегда успеется. А вот из Союза в начале 90-х бежали в страхе, что дверка вот-вот закроется, как это было в начале 70-х – закрылась же, был опыт – чингачгук второй раз на грабли не наступает.