Музей! 2.

Что сказать о музее и его экспозициях? Это надо видеть! Не знаю, случайно ли были подобраны так текущие экспозиции, а выставлялись работы от 16 века до наших времен – школы живописцев эпохи Возрождения с их робкими попытками изобразить ранее запретный мир людей, до конца 19 века видно воочию, как мастерство в изображении людей, бытовых и батальных сцен совершенствовалось, потом ворвались революционным вихрем импрессионисты, создав загадку о том, что же считать искусством, и завершили мы свой осмотр музея уже работами современными – произведениями, можно сказать, в технике 3D, в которые только лишь благодаря выступающим от стены рамам с натянутым холстом, в буквальном смысле, не втыкались носами посетители – настолько реалистичная техника применяется сейчас нашими современниками, но все это замечательно подводило к размышлениям на предмет истории изобразительного искусства, как практически от плоскостного мира, в котором еле-еле угадывалась перспектива, мы достигли больше чем фотографического эффекта реальности. Супер! И тут, не только в строительстве покоряющих воображение зданий, человек, кажется, начинает превосходить самого себя! И еще один момент обращает внимание на себя – я-то, дурак, думал, что художники «не от мира сего», так, что-то себе рукодельничают, каждый в собственном соку, копаются больше в творчестве вошедших в анналы художников, ан нет, это профессия, свой цех, свои «модности», четко очерченные проблемы, сродни инженерным или программистским, например. И они на едином фронте общего прогресса, идут, прикрывая собой необходимый, видимо, фланг общественной жизни человечества. Жму вашу руку, камрады!

Четыре с половиной часа, включая небольшой перерыв на посещение кафе, в котором побаловались кофе с плюшками, потребовалось на то, что хоть немного, а посмотреть на каждую выставленную картину. Зал с фотовыставкой мы проигнорировали – запечатленные лица незнакомы, видимо, принадлежать местному культурному контексту, еще не доступному нам. Как я выше уже сказал, личных открытий у меня было несколько, но одно меня порадовало в большей степени – малой не ныл «пошли отсюда, делать тут нечего», а иногда очень живо интересовался увиденным. Не знаю, как в его мозгу впоследствии интерпретируются мои слова касательно большой аферы, которую воплотили таки в жизнь экспрессионисты и не сильно ли я своим мнением, отнюдь не претендующим на истину и, уж в любом случае, не в последней инстанции, приостановлю его интеллектуальное развитие по собственному пути, выработке собственного взгляда на происходящее вокруг, но каждая попытка ответить на его, порой непростые, вопросы наполняет мое отцовское сердце елеем.

Думаю, что здесь, в отцовском, как выражаются, чувстве кроется лично-эгоистичное, а именно  – стремление самоутвердится. Сначала мы самоутверждались в своей компании ребят, потом в «борьбе» за любимую девушку, потом на профессиональном поприще, параллельно, в деле строительства своего семейного гнездышка, и, наконец, подошло, поспело новое «поле вечной личной битвы» - надо заработать уважение своих детей. Так что про дерево, дом и сына – все правильно, так оно и есть. Только мало ребенка вырасти, надо получить от него уважение к себе – не абстрактную сыновнюю любовь, и не сюсюканье, и не его радость от приобретения новой игрушки, а именно уважение, его ощущение, что ты его первый и самый близкий Учитель.

Под конец, в зале модернистов, мы уже так расшумелись с малым, обсуждая ту или иную композицию, что на нас стали шикать смотрители, большая часть которых, между прочим, русскоязычные. Все, пора «сваливать» из храма искусств и посмотреть, нет ли чего интересного на простых улицах непростого города – мало в названии одного тире, у него их аж два!